Лидия в задумчивости постукивала ногтем по краю блюдца, медленно, глоток за глотком, поглощая уже почти остывший кофе из белоснежной чашки, в которой практически каждое утро перед ней стараниями Питера появлялся ароматный напиток. И Лидия даже почти перестала удивляться такому поначалу странному и, чего греха таить, подозрительному проявлению заботы. Гораздо удивительнее было обнаружить, что мужчина, как выяснилось, умеет готовить – еще один ранее никем не замеченный его талант. И даже если бы оказалось, что две трети всей еды Хейл заказывал в доставке, пряча чеки за холодильником, банши все равно была впечатлена. Только вот последние несколько дней девушка не слишком красиво, зато действенно избегала стряпни волка. Есть совершенно не хотелось, а даже если Лидия и пробовала что-то – остаток дня она проводила в состоянии, близком к двухчасовому марафону на американских горках. Думать о том, что оборотень вознамерился вдруг отравить ее, не хотелось – тем более, что ту же реакцию ее организм мог выдать и на любую еду, не связанную с когтистыми руками Хейла. Тем не менее, желание есть таяло на глазах. Впрочем, все признаки недомогания девушка привычно списывала на стресс, а его было в достатке.
Убийства в городе продолжались. Иногда она видела их: еще более неясными, чем прежде, иногда – только чувствовала. Занятия с Питером не проходили даром: контролировать видения у банши получалось все лучше, но заставить себя увидеть больше она по-прежнему не могла – и, если не брать в расчет несколько непроверенных и весьма смутных предположений, они едва ли на полшага продвинулись с того места, на котором в последний день лета они начали это безумие.
Открыто об этом никто не говорил, но страх уже начинал пробираться в сознание людей. Тем хуже и по-извращенному странно начинала выглядеть «нормальная» жизнь, в которую продолжали играть жители Бикон Хиллс. Лидию буквально тошнило от этой фальшивой радости и слабых попыток сделать вид, что ничего не происходит – тогда как едва ли не каждый житель города, между тем, уже не мог ходить, не оглядываясь нервно назад в каждом переулке в страхе стать следующим сообщением в полицейской сводке. С каждым днем Лидия все острее ощущала себя отрезанной от них. От знакомых и просто случайных прохожих, от друзей – от своей стаи. Только банши внутри ожесточенно шипела на каждого, кто ей не поверил, успокаиваясь, лишь оказавшись рядом со (своим) волком. И Лидия почти смирилась. С косыми, полными непонимания и осуждения, взглядами, с обвинениями в опущенных руках и отказе «верить в лучшее» - от тех, кто еще совсем недавно, казалось, почти требовал от нее Провидения. Банши приняла это. Единственное, что по-настоящему убивало Лидию – это ощущение собственной беспомощности, росшее в сознании девушки с каждым днем бесплодных попыток выяснить хоть что-то, что дало бы ключ к ответу на вопрос: что же творится на этот раз в проклятом городе-маяке и как это остановить? Как бы ни было странно, но именно занятия с Хейлом давали банши почувствовать хоть какой-то смысл во всем этом. Быть может, поэтому она все больше времени проводила в его квартире, каждые несколько дней испытывая угрызения совести от лжи в телефонную трубку, из которой доносился пока еще только слегка взволнованный голос Натали Мартин.

Лидия поморщилась. Сегодня вкус кофе был на редкость пренеприятным. Месть за не съеденный вчера ужин? Или банальная ошибка? Девушка повернулась на стуле, обращая свой взгляд на оборотня. Питер казался таким… обычным. Неужели, на него все происходящее не действует? Впрочем, не ему во снах приходят трупы...
Чашка с глухим стуком опустилась на деревянную столешницу, выбросив на лакированное покрытие несколько капель недопитого кофе. Пару секунд Лидия, чей цвет лица сейчас был едва ли лучше, чем у гостей ее видений, пыталась привести дыхание в норму, надеясь, что подступившая тошнота пройдет, но еще через секунду девушка сорвалась с места. Дверь ванной глухо захлопнулась почти одновременно со щелчком встроенного в круглую ручку замка. Третий раз за последние три дня – Лидия всерьез думала, что съела она за это время в разы меньше, чем ее организм счел неподходящим для употребления.
– Если ты решил меня отравить, мог бы выбрать какао – хотя бы не так противно было умирать. – Все еще бледная, как мел, девушка вернулась в гостиную. Больше всего на свете она хотела отправиться в кровать и провести там остаток дня, наконец, посвятив сну и отдыху должное количество времени, но, во-первых, это было бы непозволительной роскошью в такое время, во-вторых, она не у себя дома, а в-третьих – таблетки, которые, она надеялась, должны были помочь, конечно, остались в сумке, а сумка, как на зло, в гостиной. Кажется, меньше всего Лидия хотела, чтобы Хейл видел ее в таком состоянии. Но нет, меньше всего она желала, чтобы он начал, с присущим ему сарказмом, комментировать ситуацию. Радовало лишь то, что о предыдущих двух оборотень не знал.
Серебристый блистер нашелся, как ни странно, быстро, но лишь пару секунд ушло у банши на то, чтобы понять, что это вовсе не те таблетки, что она искала – и, кажется, целая вечность, чтобы осознать, что именно она держит в руках.
– Какое сегодня число? – голос Лидии дрогнул. Она вспомнила дату еще раньше, чем Питер ответил, а ответил ли – она даже не слышала. В сознании вихрем пронеслись одно за другим воспоминания. Последняя краска сошла с лица девушки буквально на глазах.
– Этого не может быть. – Почти полная упаковка крохотных драже упала под ноги Лидии, но девушка даже не заметила, невидящим взглядом смотря прямо перед собой. Дрожащие пальцы машинально легли на живот, когда она сделала шаг назад, словно это могло помочь уйти от собственного осознания.
– Этого. Не. Может. Быть.

Звук собственного имени, наконец, вывел Лидию из ступора. Девушка вздрогнула, поднимая взгляд на Питера.
- Отвези меня в торговый центр.
Она не была готова произносить это вслух, потому что само допущение возможности этой безумной мысли пугало до дрожи. Единственное, что сейчас было нужно - это как можно скорее опровергнуть эту глупую догадку, слишком больно отзывающуюся колотящимся в панике о ребра сердцем.
- Да, это срочно. Нет, это не может ждать. – Адреналин, наконец, хлынул в кровь, вынуждая банши прийти в себя, а страх обжигающим кнутом подстегивал действовать немедленно, и каждая секунда задержки медленно, но верно усиливала и без того нервозное состояние девушки.
- Пожалуйста, Питер, не задавай вопросов. Сколько раз ты требовал от меня того же? И разве я не делала так, как ты говорил? Хотя бы раз сделай это для меня! – в голосе Лидии отчетливо слышался неприкрытый упрек. Она не повышала тона, но слова банши звучали непривычно жестко. Возможно, позже она пожалеет об этой резкости, но сейчас ей нужно было только, чтобы мужчина выполнил просьбу. Собственная машина девушки осталась стоять на парковке у ее дома, оправданная очередной ложью матери о мифической подруге с большими любовного толка проблемами, у которой Лидия, по официальной версии, и жила последнее время. «Подруга» же, очевидно, совершенно не понимала, за что вдруг попала под горячую руку банши, но, кажется, слова девушки прозвучали достаточно убедительно.
Всю дорогу Лидия избегала взгляда Хейла, безотчетно сжимая все еще слегка дрожащими пальцами подол платья. Взгляд девушки метался от одного предмета к другому, но она едва ли осознавала, что видит, погруженная в свои мысли. В самые безрадостные - даже на фоне последних событий в городе. Все это время она была так сосредоточена на происходящем вокруг Неметона, что совершенно забыла о таких незначительных, на первый взгляд, но таких очевидных вещах. Как она могла забыть о таблетках? И как могла не заметить задержку? Как могла лечь в постель с Питером? Как он мог так поступить? И почему, черт возьми, один единственный раз мог иметь такие последствия? В груди банши с поразительной скоростью поднималась самая настоящая злость: и на себя, и на Хейла поначалу в равной степени, но, чем дольше банши думала об этом, тем отчетливее понимала, на ком лежит большая вина.
Лидия практически велела Питеру ждать ее в машине, прежде чем пулей вылететь из салона. Ее не особенно заботило, послушает ее мужчина или нет, но краем сознания она все же отметила, что второго хлопка дверцы за ее спиной не было.
Ровно три минуты ушло у девушки на то, чтобы найти аптеку, еще минута – чтобы замедлить шаг перед дверями, как некогда гордо подняв голову вверх, надевая привычную маску "Лидии Мартин" – действие, отточенное до автоматизма, (почти) спокойным голосом озвучить необходимую фразу – и ни словом больше, провести картой по автомату, бросить дежурное «спасибо», и еще две – на возвращение в машину. Маска оказалась спасительной. Лицо девушки почти остекленело, словно она превратилась в статую. За ним так легко было спрятать и рваное дыхание, и плескавшийся в глазах страх. Перед оборотнем бессмысленно притворяться, но так было легче. Лишь через еще десять минут, заперев дверь в ванную, оставив все еще недоумевающего мужчину в гостиной, Лидия позволит себе вновь поддаться эмоциям.
Пять минут, указанные в инструкции, тянулись, казалось, вечность. И чем дольше оглушающе громко тикали наручные часы девушки, отсчитывая роковые секунды, тем большая паника охватывала банши.
Две.
Сердце пропустило один удар, но следующий Лидия почувствовала с десятикратной силой. В одно мгновение все мысли будто исчезли из сознания девушки. Кроме одной. Медленно, она повернула замок, отворяя дверь и делая шаг вперед, все еще держа в руках тест.
Две.

Беременна. Эта мысль заевшей пластинкой крутилась в сознании Лидии, вытеснив на время все остальные. Шок буквально пригвоздил девушку к месту. Она безмолвно смотрела на мужчину, нетерпеливо сверлящего ее взглядом – он, наверняка, ждал, когда она, наконец, хоть что-то скажет, объяснится, но все слова застряли в горле, вытесненные двумя розовыми полосками на нехитром приборе.
Она безропотно разжала пальцы, когда Питер выхватил у нее из рук тест, но по-прежнему не произнесла ни звука. Секунды тянулись мучительно долго. Испуганные зеленые глаза постепенно все осмысленнее смотрели на оборотня, выражение лица которого стремительно менялось с озадаченного на… радостное? И это стало последней каплей.
- Что с моим лицом? – мимика банши начинала, наконец, оживать – хорошая новость, но вместе с тем в сознание девушки возвращались и все оттесненные на время шоком эмоции – негативные эмоции, и сейчас она была готова выплеснуть их все на первого и единственного, кто попадется под руку – плохая новость.
- Я беременна, Питер, – казалось, Лидия вздрогнула, произнеся это, но все ее внимание теперь было сосредоточено на оборотне, – Ты понимаешь, что это значит? – она сама еще до конца не понимала, но улыбка на лице мужчины была уж точно не уместна. Она пугала и выводила из себя одновременно. Какого черта он, вообще, может быть рад?
– Это не приятная новость. Это самая ужасная новость за всю мою жизнь. Да, поздравляю – ты побил собственный предыдущий рекорд! – сначала Лидия говорила медленно, словно объясняя все то ли Питеру, то ли самой себе, но, чем дольше она говорила, тем громче и крепче становился ее, поначалу слабый, голос и тем быстрее с языка слетали одна за другой так и рвавшиеся с языка обвинения.
– Как ты мог? Кто дал тебе такое право? – девушка шагнула вперед, приближаясь вплотную к Питеру, – Ты использовал меня – я смогла с этим смириться. Ты потребовал от меня чертовых унизительных «гарантий», – глаза банши потемнели от злости, а голос практически превратился в шипение, – и я согласилась. Но какое право ты имел распоряжаться моей жизнью таким образом?! Ты сломал меня, вырвал с корнем все, что составляло саму меня – это была твоя ответственность! Какого черта ты не позаботился о том, чтобы твои «гарантии» не имели последствий?! Какого черта ты говорил, что защищаешь меня, если уничтожаешь мою жизнь? Снова! – Лидия занесла руку, с чувством ударяя оборотня в грудь. Легче не стало.
– Или ты это планировал? Такие гарантии тебе были нужны? – одновременно страх и отвращение отразились в глазах девушки. Эта мысль только сейчас пришла ей в голову – и Неметон спаси этого волка, если это правда. Сердцебиение банши учащалось, она повысила голос и уже, даже если бы захотела, не смогла остановиться до тех пор, пока не выплеснет в лицо Питера все.
– Что это? Твой очередной план, а я в нем, как всегда, твоя пешка? Даже хуже – твоя собственность, с которой можно делать все, что угодно? Поцеловать по плану, заняться сексом по плану, зачать ребенка – по чертовому плану! – на каждый пункт приходилось по очередному удару бессильной злобы,– Я, что, твоя игрушка? Захотел – приласкал, захотел – сломал? Обо мне ты подумал? Или Питер Хейл всегда думает только о собственной выгоде – не важно, сколько искалеченных жизней останется за бортом?

Слова неслись бурным потоком, выплескивая всю обиду, злость и раздражение Лидии, буквально сметая все на своем пути. Все, кроме непробиваемого спокойствия Питера. Ни одно слово банши, кажется, не задело его, ничто не удивило. И это выводило из себя еще больше. Она отчаянно хотела хоть на пол дюйма пробить эту идеальную защиту, причинить ему боль – хотя и понимала, что девичья ладонь едва ли принесет ощутимый ущерб оборотню. Но вместо этого мужчина лишь смотрел на нее со странной смесью непонимания и раздражения во взгляде: как учитель смотрит на нерадивого ученика. И, когда Лидия в очередной раз замахнулась – он просто перехватил ее руки, крепко сжимая в своих пальцах запястья девушки. Если бы взглядом можно было убивать, то Хейл уже лежал бы горсткой пепла у ног банши. Но, к сожалению Лидии, такой способностью она не обладала. Девушка дернулась, однако оборотень и ухом не повел – только развернул ее, словно куклу, прижимая спиной к своей груди и заключая во все такое же крепкое кольцо рук.
Питер говорил, и Лидия испытывала болезненно-двоякие ощущения: одну часть ее низкий и спокойный голос оборотня успокаивал, другую же – злил еще больше. И обе части не хотели проигрывать. Девушка прекратила бесплодные попытки вырваться, позволяя мужчине увлечь себя назад – как оказалось, на диван. Он, серьезно, успокаивает ее, словно капризного маленького ребенка? Всерьез говорит о будущем? А в нем – что? Она родит ему волчонка, они будут жить в доме с мятной черепицей и ходить по выходным в гости к Дереку? И Хейл, правда, ждет, что она проглотит эту ложь?
– Да что с тобой не так?! О чем ТЫ говоришь?! – Лидия снова дернулась, пытаясь сбросить руки мужчины со своих плеч, – Ты себя-то слышишь? Здесь трупы находят каждую неделю, какой-то психопат вознамерился перерезать весь город, а ты всерьез рассуждаешь о ребенке? Мне не нужен твой отказ или согласие. Какое ты вообще имеешь право что-то решать? Кто ты мне? Великовозрастный отец моей подруги? Беузмный бывший альфа, едва не отправивший меня на тот свет? Я для тебя лишь средство для достижения твоих «великих целей». Ты не любишь меня, мы не поженимся, у нас не будет семьи и своего «долго и счастливо». Тебе всего лишь нужны были от меня гарантии, – последнее слова девушка практически выплюнула, – Так ты предлагаешь мне назвать ребенка – Гарантии-Питера-Хейла? Или Ошибка-в-Расчетах? Ты играешь со мной в свою безумную игру, но я не позволю тебе втягивать в это еще одну жизнь. Это – ошибка, – Лидия опустила голову,  тяжело и рвано дыша, чувствуя, как в груди что-то болезненно сжимается не то от собственных слов, не то от слов мужчины. Банши чувствовала волка – своего волка – ее тянуло к нему, именно этой части Лидии становилось так тепло и спокойно от объятий оборотня. Но это дело не касалось ни одного из них – никакой связи со сверхъестественным миром – только обнаженная реальность, в которую на сумасшедшей скорости врезались мужчина и женщина, иронией судеб заброшенные в один салон.
Лидия закрыла глаза, затихнув. Несколько секунд она почти неосознанно надеялась, что стоит ей открыть их – и все это окажется дурным, просто кошмарным сном – но реальность не хотела поддаваться. Она по-прежнему сидела на коленях Питера, спиной прижатая к его груди в тисках мужских рук, где-то на полу в нескольких шагах от них по-прежнему лежал тест на беременность с двумя полосками, а ей по-прежнему было страшно – до дрожи, до соленых слез, комом подступающих к горлу. Из этого страха и рождалась злость: на себя, на Питера – в большей степени на него. Первоначальный шок еще не до конца отступил, но голос разума, в существовании которого у банши так сомневался Питер, подсказывал ей единственный вариант.
– Да, мне страшно, – она по-прежнему не открывала глаз и не возобновляла попыток вырваться из удерживающих объятий мужчины. Только срывающееся от попыток сдержать рвущиеся из горла всхлипы дыхание и дрожь, периодически пробивающая тело девушки, выдавали с головой ее состояние. – Мне восемнадцать, я не хочу заводить ребенка. Не сейчас, не здесь, не так.
– Ты сказал, что сделаешь все для меня, – когда она снова открыла глаза, голос девушки был тих и почти не надломлен, – Отвези меня в больницу.

Слова Питера больно кольнули Лидию. Эта мысль – единственный вариант, который она видела сейчас – пугала ее, но не так сильно, как то, что будет, не сделай она этот шаг. Об этической норме вопроса можно было говорить долго, но разве убийство – спасти живое существо от страданий еще до того, как оно появится на свет?
- Благородно звучит, но это не тебе решать. В отличие от тебя, я думаю о последствиях. Иногда, чтобы поступить правильно, нужно принимать жестокие решения. Иногда приходится поступиться высокими идеями ради чертового банального выживания – чтобы защитить себя и тех, кто тебе дорог. Ты знаешь об этом все, Питер, разве не так? - как он может говорить ей об этом? Он, убивавший ради своей шкуры, если требовалось.
Рука Питера опустилась, ладонью прижимаясь теперь к животу девушки. Этот жест заставил Лидию вздрогнуть, инстинктивно отодвигаясь, но она лишь сильнее прижалась спиной к мужчине. Он, в буквальном смысле, окружил ее собой, словно боялся, что она сбежит. Но, как ни странно, это успокаивало. Постепенно шок отступал, плечи девушки уже не дрожали, а дыхание медленно восстанавливалось. Банши внутри расслабилась, чувствуя защиту, покровительство – гораздо быстрее, чем сама Лидия. От волка исходило тепло и спокойствие, словно он хотел накрыть ими девушку, чтобы она, наконец, тоже расслабилась. И против воли Лидии это работало. Дыхание мужчины опаляло шею, а от ладони, что так спокойно лежала на ее животе, разливалось внутри щемящее чувство, природу которого девушка еще не понимала, и это пугало. Пальцы Лидии осторожно коснулись руки Питера, почти невесомо, словно она проверяла, действительно, ли она там. Она хотела тут же отдернуть их, но что-то помешало ей это сделать. Внутренности скручивало, словно она хотела избежать этого, но бежать было некуда, да и незачем.
Полупоцелуй прогнал волну мурашек по телу банши, но лишь мгновение – и следующие слова Питера буквально окатили ее ведром ледяной воды.
- Что? – прошла секунда, прежде чем Лидия резким жестом сбросила с себя руки мужчины, вырываясь из его объятий и отходя на несколько шагов, поворачиваясь, наконец, к нему лицом. Очевидно, Хейл не ожидал такого поворота, решив, что удерживать Лидию крепче более не имеет смысла – или же эмоции, уже не продиктованные слепым гневом, послужили катализатором силы банши – ей было все равно.
- Какая жертвенность! – в глазах банши сверкнул опасный огонек. Она не повышала голоса, но веса в ее словах было даже больше, чем если бы она кричала, - Ты, правда, думаешь, что я заставлю тебя жениться на мне? Думаешь, я этого хочу? Поздновато для «после всего, что между нами было», не находишь?
- Ты не слышишь меня, Питер, - девушка покачала головой, отходя еще на шаг, - Почему все, что ты делаешь, обязательно имеет выгоду? Только холодный расчет, с которым ты выбираешь наилучший для себя вариант. Ты даже предложение делаешь, просто потому что видишь в этом пользу. Фиктивный брак – это ты мне предлагаешь, - не вопрос – утверждение, в котором слышалось гораздо больше горечи, чем Лидия готова была показать, - Для чего? Какой на этот раз план? Чтобы совесть не мучила? И как это должно меня защитить? Наденешь мне на палец кольцо с аконитом? Как ты можешь говорить мне о защите, если не смог даже защитить меня от этого? – Лидия положила руку на живот в машинальном объясняющем жесте – туда, где еще несколько секунд назад лежала рука оборотня, широкой ладонью накрывая то, что он, казалось, хотел защитить.  Банши внутри металась, требуя волка, но сейчас сознание Лидии брало безоговорочный верх.
- Нет, - выдохнула Лидия, горящим взглядом словно надеясь прожечь дыру в голове мужчины, - Я не выйду за тебя, Питер, просто потому что это еще один выгодный пункт твоего плана. Довольно. Я больше не хочу быть твоей игрушкой. Даже если ты будешь последним мужчиной на земле – нет. Мне не нужен от тебя ни брак, ни деньги, ни помощь – ничего. Можешь не беспокоиться.
Дверь глухо хлопнула, когда Лидия вылетела на площадку. Каблуки звонко отсчитывали ступени, слишком быстро, чтобы не бояться подвернуть ногу, но единственное, что Лидия сейчас хотела – это оказаться как можно дальше от этого места и от его хозяина. Ей нужен свежий воздух. И его будет в достатке, потому что идти домой банши предстояло пешком.

Лидия влетела в дом, захлопывая за собой сначала входную дверь, а через несколько секунд и десять ступеней вверх – и дверь в свою комнату. Она бросила матери, удивленно окликнувшей ее, что объяснит все позже, дрожащими пальцами заперла замок – и только тогда, когда ее уже точно никто не видел, дала волю слезам. Беззвучным, разрывающим горло и душащим легкие. Слова Питера, собственные мысли, изображение теста, словно лазером отпечатавшееся на сетчатке – Лидия тонула во всем этом, и в этот момент она, как никогда, чувствовала себя одиноко и уязвимо. Еще час назад она спокойно пила утренний кофе, а сейчас - ее с таким трудом выстроенная заново жизнь разваливается на куски. Сердце билось о ребра в болезненном желании пробить грудную клетку насквозь, а плечи девушки сотрясали беззвучные рыдания, сдерживаемые плотно прижатыми к лицу ладонями.
Но слезы имеют свойство заканчиваться, любимая собака – лизнуть в нос, прижавшись теплым тельцем к хозяйке, недоуменно слизывая со щек соленые капли, а сердце – восстановить, наконец, привычный ритм после затяжной вспышки шока. Но на смену слезам, исполнившим свою главную задачу: вытянуть боль и стресс из организма – пришел целый поток мыслей, нахлынувший на сознание девушки, как только она его впустила. Воображение рисовало одну за другой картины: Питер, раздраженно подписывающий бумаги, поглядывая на стоящую рядом Лидию, лицо матери, (когда) если она узнает, что ее дочь беременна – и от кого именно, растущий живот, косые взгляды, домашнее обучение, крах всех ее надежд и мечтаний – и с другой стороны: белоснежные стены, пропитанные насквозь больничным запахом, собственная дрожащая и слишком бледная рука, подписывающая совершенно другие бумаги, чек об оплате из банка и ноющая пустота внутри.
Банши металась внутри, требовала вернуться, но впервые Лидия игнорировала ее. Слова Питера отдавались в голове заевшей пластинкой. Раз за разом она прокручивала их в голове – каждое, болезненным уколом впивающееся под ребра. Она не понимала его: почему оборотень так крепко вцепился когтями в мысль о ребенке, к чему это благородство, откуда целый ворох высокоморальных идей, это бессмысленное предложение – он, действительно, предложил ей выйти замуж, потому что счел, что она этого потребует от него? Со стороны Лидии все выглядело именно так. Хотя недоуменное выражение лица, с которым мужчина смотрел на нее, никак не вязалось с этим.
Питер пошел за ней тогда. Она слышала, как мужчина звал ее. Что-то в ее сердце дрогнуло от отчаянной ноты в голосе мужчины, но она не обернулась – лишь ускорила шаг, зная, что он не сможет сделать ничего больше на улице при стольких свидетелях. И также она знала, что он не сунется к ней в дом – или, скорее, надеялась, потому что это принесет лишь дополнительный поток вопросов от ее матери. Натали всегда уважала личное пространство своей дочери. Она попыталась поговорить с ней через запертую дверь, но настаивать не стала, рассудив, что, вероятнее всего, у девушки проблемы с парнем. Иронично, насколько недалеко миссис Мартин ушла в своей догадке от истины.
Вечером, выйдя, наконец, из комнаты и приведя себя в порядок, Лидия откупилась от матери примерно тем же объяснением. Разумеется, она не расскажет правду – во всяком случае, пока сама не разберется. А разобраться можно было лишь двумя способами, и один из них лежал сейчас короткой записью в ежедневнике на столе в ее комнате с датой и временем приема.

Лидия стояла посреди леса, судорожно пытаясь вспомнить, как здесь оказалась. Высоко в небе сиял полный диск луны, а воздух был на удивление свежим и холодным. Девушка переступила с ноги на ногу, обнимая себя руками за плечи и оглядываясь по сторонам. Ни звука вокруг, кроме хруста листьев под ее ногами, словно весь лес вымер. С собой ни телефона, ни ключей от машины – как она сюда попала? Повинуясь собственным ощущениям, банши двинулась вперед. Шаг за шагом она продвигалась все дальше меж одинаковых деревьев, и странное чувство, будто кто-то следит за ней, все отчетливее росло в сознании девушки. Краем глаза она заметила движение: черная тень мелькнула в самом уголке ее глаза, и тут же скрылась. Лидия старалась игнорировать ощущение дежавю, все быстрее и быстрее двигаясь вперед, увязая каблуками в земле, чувствуя, что там, куда она идет, она получит ответ на свои вопросы. Деревья сгущались, тень подбиралась все ближе, бесшумно скользя между голыми стволами высоких сосен, а сердце Лидии билось в страхе все быстрее. Девушка почти перешла на бег, когда заметила просвет между деревьями. Через несколько шагов стволы расступились, неохотно выпуская банши на небольшую поляну. В центре раскинулся толстыми корнями-канатами далеко вширь массивный пень, а на нем – стояла корзина с белоснежным свертком.
Движимая любопытством, Лидия приблизилась, осторожно заглядывая внутрь. Ей пришлось протянуть руку, чтобы отбросить край ткани, под которой обнаружился… ребенок. Завернутый в пленки, он спал, но стоило банши склониться над ним, младенец распахнул ярко-голубые глаза, казавшиеся огромными на крошечной голове. И в следующую секунду над лесом раздался пронзительный детский плач. Лидия тут же отдернула руку, отступая назад, но ребенок не замолкал, ворочаясь в своем гнезде и надрывно крича. Хотелось закрыть уши, сбежать от этого звука, и девушка машинально начала отступать. Она знала, что не должна, знала, что нужно успокоить его – ведь ему сейчас еще страшнее, чем ей, забрать из этого ужасного места, где совсем не должен находиться младенец, но она ничего не могла с собой поделать. Тень вновь мелькнула меж деревьев, заставив банши нервно оглянуться, но на этот раз – чтобы, наконец, остановиться. Высокая фигура в капюшоне, прямо из которого поднимались блестящие в лунном свете оленьи рога, остановилась над корзиной. Темные складки ткани опускались все ниже, пока незнакомец наклонялся над начавшим плакать еще сильнее ребенком, накрывая его собой. Все нутро банши кричало о том, что она должна спасти его, но девушка осталась не движима: страх сковал ее полностью, терзая тело дрожью и душащими горло, не находя выхода, слезами.
Секунда – и плач прекратился. Резко, словно кто-то выключил звук. Дарак разогнулся, сбивая корзину с пня, позволяя ей скатиться по мерзлой земле. Белый сверток выпал, разворачивая свои складки. Лидия знала, что увидит, но болезненный спазм тошноты скрутил внутренности, как только крошечное тельце упало на землю под ноги банши. Девушка закричала, зажмуривая глаза, но прогнать картину из памяти уже не могла.
Лидия проснулась в холодном поту. Она кричала не как банши – как обычная девушка, но все равно разбудила мать, которая уже входила в комнату, обеспокоенным взглядом ощупывая дочь. Натали слишком боялась, что прошлая ситуация повторится, и пыталась найти признаки, что так пугали ее тогда в Лидии. Но девушка казалась абсолютно здоровой, хотя и до смерти напуганной. Она шептала что-то про кошмар, дрожащими пальцами сжимая стакан с водой, стуча зубами о стекло, но постепенно – слава богам – приходила в себя. Ей удалось успокоить мать, списав все на стресс и переутомление, но почему не объяснить все так просто самой себе?
До утра Лидия не сомкнула глаз. Днем она позвонила Пэрришу и спросила, не было ли недавно известий о пропаже ребенка. Помощника шерифа изрядно удивился, ответив все же отрицательно, но банши отказавшись объяснять свой странный вопрос, отделалась быстрым «ничего, просто проверяю» и повесила трубку до того, как мужчина вздумает расспрашивать ее подробнее. Весь день она не выходила из дома, но то и дело буквально кожей ощущала чей-то взгляд, присутствие – и это здорово нервировало, щедро подпитывая нездоровую паранойю. Следующей ночью все повторилось. За исключением одного: на этот раз под капюшоном сверкали алые глаза, а с протянутой над корзинкой когтистой руки падали тяжелые капли крови, заливая белоснежный конверт.
Лидия твердила себе, что это всего лишь сон и единственное, на что он указывает – это опасность, которая грозит ребенку, который имел несчастье появиться в ужасное время в ужасном месте – или вернее, появится. И эта мысль лишь укрепила уверенность девушки в правильности своего выбора. Этим же утром она вышла из дома, направляясь в сторону колледжа – на случай, если Натали, взволнованная поведением дочери, останется на крыльце чуть дольше обычного, но отойдя от дома на достаточное расстояние, девушка развернулась в другую сторону. Ключи от синей тойоты остались в сумке вместе с телефоном, ключами от дома, кредиткой и другими неотъемлемыми спутниками любой девушки, а сумка осталась лежать на диване в квартире Питера – о ней Лидия, к сожалению, не подумала, когда сбегала от мужчины. Ключи от дома банши взяла запасные, телефон ей был не слишком нужен в последнее время, хотя о его возвращении стоило подумать, а вот карту пришлось взять из шкатулки «на самый крайний случай». Натали вряд ли обнаружит пропажу в ближайшее время, а о том, как вернуть потраченную сумму, Лидия подумает позже.
От самого дома банши не покидало ощущение, что за ней следят, но даже оглянувшись несколько раз, она не заметила никого и ничего подозрительного. С каждым шагом страх все нарастал. Банши убеждала себя, что убийства еще ни разу не происходили среди бела дня на людной улице, но было кое-что, чего девушка боялась даже больше таинственного убийцы. Она боялась, что если встретит сейчас Питера, то он переубедит ее. Она столько раз верила ему – глупая, глупая банши. Что, если и на этот раз она сдастся его велеречивым уговорам, теплым рукам, обнимающим, будто скрывая ото всего мира, и обещаниям, которые он, конечно, не выполнит? Она не имеет права совершить еще одну ошибку.
Уже подходя к клинике, Лидия почувствовала, как внутри что-то дернулось, заставляя оглянуться. Испуганный взгляд девушки остановился на мужчине, быстрым шагом приближающемся к ней. Он выглядел раздраженным, даже злым – еще больше, чем два дня назад, и Лидия попятилась. На секунду в зеленых глазах отразилась боль, прежде чем девушка стремительно развернулась, взбегая по ступеням и скрываясь за тяжелыми дверями клиники.
Лишь в холле больницы она опомнилась, замедляя шаг, делая несколько глубоких вдохов и, изучив расписание кабинетов и высоко подняв голову, направилась в сторону лестницы, ведущей наверх.
В коридоре перед кабинетами сидели шесть девушек и один мужчина. У пятерых был заметен живот разной величины, и все они любовно поглаживали его или просто обнимали руками, как будто это была их прямая обязанность или им за это платили. У одной из них живот поглаживали сразу двое: мужчина, сидевший рядом с ней, нежно держал жену за руку, сплетя пальцы, на которых виднелись обручальные кольца, второй рукой накрывая ее ладонь, лежавшую на животе. Внутренности Лидии скрутило. Память услужливо подсказала, что два дня назад на ее животе точно так же в любовно-защитном жесте лежала широкая рука Питера.
- Это совершенно другое, - одними губами прошептала банши, сглатывая подступивший к горлу ком.
Шестая девушка сосредоточенно что-то писала в телефоне. Рядом с ней Лидия и села, стараясь не смотреть на остальных, но взглядом то и дело возвращаясь к счастливой паре вплоть до момента, когда ее фамилию, наконец, назвала показавшаяся из кабинета медсестра.
Лидия думала, что все будет быстро. Надеялась на это. Надеялась на то, что ее уверенности хватит на то, чтобы дойти до конца. Но ручка дрожала в тонких пальцах левой руки, занесенная над бумагой. Пальцы правой сжимали маленькую карточку: среди темных шумов на ней с трудом угадывались очертания, которые доктор радостно указывал на мониторе, но Лидия не могла уже их не видеть. К карточке скрепкой был прикреплен еще один короткий листок: черная нить частой неровной пилой вырисовывала бьющийся с поразительной скоростью пульс. Она слышала его. Всего несколько минут назад она слышала биение крохотного сердца. И оно до сих пор было внутри нее.
Девушка чувствовала, как на нее со смесью сочувствия и неодобрения смотрят две пары глаз, но лишь еще ниже опустила голову. Буквы договора рассыпáлись перед глазами, а пальцы, до побелевших костяшек сжимавшие ручку, дрожали все сильнее. Перед глазами банши стояла картина из сна, а в ушах роковым набатом отдавалось частое биение маленького сердечка.
Ручка упала на исписанную ровными машинными буквами бумагу, скатываясь по столу на пол в тот же момент, когда глухо хлопнула дверь, отрезая быстро удалявшийся стук каблуков по мраморной плитке.
Только оказавшись за дверями клиники, Лидия остановилась, тяжело дыша. Кислорода отчаянно не хватало. Казалось, все ее силы ушли на этот короткий марафон, не оставив даже возможности вдохнуть полной грудью. Взгляд девушки метался между людей и лиц, пока не остановился на одном. Словно загнанный зверь из клетки, она смотрела на Питера, все еще сжимая в пальцах карточку.
Получить однажды ключи от свободы и не воспользоваться ими – значит, не вырваться уже никогда.

Прошло, кажется, меньше секунды, когда Питер оказался рядом, сгребая девушку в охапку и буквально оттаскивая от злополучных дверей клиники. Он был зол – по-настоящему, зол. А в воспаленных, одновременно испуганных и виноватых глазах Лидии его реакция гипертрофировалась дважды. Она не понимала, искренне не понимала почему. Почему вдруг для Питера стал так важен этот ребенок – случайный, не планируемый, от девушки, которую он даже не… любит?
Каждая фраза мужчины заставляла Лидию едва ощутимо вздрагивать, но она не двигалась с места. Даже если бы руки оборотня не держали крепче канатов сейчас ее плечи – все равно бы не смогла. Только смотреть на Хейла – болезненно, растерянно и более всего – испуганно. Казалось, отпусти он ее — и она упадет, как марионетка с подрезанными нитями, просто потому что больше не знает, в какую сторону ей играть. Противоречивые чувства в душе банши по ощущениям вполне могли разорвать ее надвое прямо сейчас, но это было бы слишком просто.
Питер выхватил из ее рук карточку, как двумя днями ранее – тест на беременность. Ситуация повторялась – с той лишь разницей, что на этот раз Хейл не спешил улыбаться. Он не знал, что произошло — думал, что она все же сделала то, за чем пришла сюда. И почему-то его это волновало.
— Я не смогла, — выдавила девушка уже в грудь мужчины, притянувшего ее к себе, прижимаясь губами к ее волосам. Тело охватил запоздалый шок, заставляя банши мелко дрожать в объятиях оборотня. Или это наружу рвались слезы, которых она так не хотела, чтобы видели все.
— Я хотела избавиться от этого. Я хотела… убить... его, — голос Лидии дрогнул, а руки судорожно сжали футболку мужчины. — Вокруг так много смертей, так много убийств. Как я могу совершить ещё одно? Как я могу? — девушка всхлипнула, отгоняя непрошеные слезы, — Я каждый день засыпаю, боясь увидеть чью-то смерть. Снова. Я боюсь, что в очередном видении я буду стоять над трупом Скотта или Дерека, или Малии — или над твоим, — голос банши почти превратился в шепот, но она знала — Питер все равно ее слышит. — Я и его смерть видела. Я видела, как он умирает, понимаешь? И я ничего не могла сделать. Словно это судьба, только я не хочу, чтобы она сбылась. — проходящие мимо люди, возможно, слышали их разговор – возможно, их удивили, смутили или испугали слова банши, а может - и сам вид девушки, не спавшей и почти не евшей последние два дня, с трудом скрывающей это за косметикой и пеплом осыпающейся маской и сейчас почему-то дрожащей в руках мужчины, старшее нее чуть сильнее, чем они могли понять. Но менее всего Лидия в ту минуту думала о них.
— Я просто не смогла…
— Но и так я тоже не могу, — рука банши машинально легла на живот, ещё не начавший расти, но в котором уже отбивало четкий ритм крохотное сердце. Дрожащие пальцы сжались на тонкой ткани платья, словно цепляясь за это странное, совсем непонятное и такое пугающее чувство — то, что не позволило поставить подпись и от которого объятия именно этого мужчины сейчас вдруг стали так необходимы. Даже несмотря на то, что его синие глаза смотрят на нее с таким осуждением, а в его голосе - неприкрытое раздражение. Только вот он все равно здесь. А синие глаза вдруг смотрят мягко, а в голосе слышится что-то, слишком сильно похожее на... облегчение? Только почему же оно не передается и ей?
— Я не смогу, Питер, — наконец, Лидия подняла глаза на мужчину, и в них плескался теперь неподдельный страх. — Мне восемнадцать. Я столько всего ещё не сделала. Образование, работа, карьера, путешествия — я не хочу отказаться от всего этого и посвятить жизнь постоянному плачу, памперсам и Гербер! — она не повышала голоса  — только качала головой, пристально смотря на Питера, как будто у него был ответ, который она не смогла за эти два дня найти. Только в уголках глаз стали собираться предательские слезы.
— И он — не заслуживает такой жизни. Ребёнок должен рождаться в любви, а не быть случайным побочным эффектом извращённого договора. Ты же не любишь меня, Питер, — почти отчаянный беззвучный крик с болью в глазах, — Тебе просто нужно было меня сломать. Ты играешь людьми, как фигурами на шахматном поле — ты и меня считаешь лишь удачным приобретением, редким экземпляром в своей коллекции. Но что за план у тебя на него? — взгляд девушки стал серьезным. Она внимательно всматривалась в глаза мужчины, словно надеясь в них прочитать ответ на свой вопрос. Единственное, чего она так и поняла: зачем Питеру этот ребенок? Ему, прожженному цинику, расчетливому игроку в чужие судьбы — зачем?

— Почему ты пришел сюда, Питер?

Лидия ожидала чего угодно, но не этого. В голубых глазах, уже начинавших сверкать неестественным холодным светом, плескался гнев, и банши на секунду всерьез подумала, что оборотень ее ударит, но даже не предприняла попытки сдвинуться с места – ведь смысла в том все равно было не больше, чем пытаться убежать от пули, пущенной прямо в сердце с расстояния вытянутой руки. Один раз сегодня ей удалось оставить волка позади, и уж теперь он точно не позволит ей провернуть это второй раз. Да и сил, равно как и желания, у девушки не такие трюки уже не осталось.
Но следующие действия Питера буквально выбили почву из-под ног Лидии. Он целовал ее. Жадно, властно, словно объявляя свою собственность. И она позволяла ему это. Не отвечая, но и не сопротивляясь. Что-то глубоко внутри ее сознания в этот момент встало на путь к капитуляции. Что-то, что уже было готово покориться волку. Отголосок облегчения, одновременно ее и будто и не ей принадлежащий вовсе, коснулся разума банши. Словно она уже давно ждала именно этого. И с каждой секундой в объятиях Питера это казалось все менее пугающим. Эти два дня – Лидия ни за что не призналась бы даже самой себе – она нуждалась в нем, как никогда раньше. В его голосе, в редких, но таких приятных объятиях, но более всего – в уверенности, которая и сейчас волнами исходила от мужчины, окутывая девушку, притягивая еще ближе к волку и дальше ото всего мира.
Лидия позволила увести себя, усадить на скамейку, не говоря ни слова – все они разом застряли в горле, и девушка только смотрела широко распахнутыми от удивления глазами на мужчину. Она была сбита с толку. Окончательно и бесповоротно. Она не понимала его – не могла понять, а он не спешил объясняться. Но хуже всего – она не верила ему. Хотя банши внутри отчаянно тянулась к волку, требуя всецело повериться ему, Лидия испуганно отстранялась: не буквально, но фигурально, пытаясь выстроить хоть какое-то подобие преграды перед тем, чего не понимала и чего в глубине души боялась.
- Будто ты имел… - она хотела ощетиниться, выставить иголки, занять сильную, обвинительную позицию вновь, но лишь открыла и закрыла рот под взглядом оборотня. С каждым его словом зеленые глаза смотрели все с большей и больше недоверчивостью. Лидия готова была фыркнуть ему в лицо, напомнить о тех днях, когда он – жестокая правда – не смог защитить тех, кого любил, как бы ни хотел того, возразить, что она вовсе не его собственность - и как он мог такое сказать? - привести сотню аргументов, почему она права, а он нет, но на каждую ее сотню у Питера найдется сто одно слово в ответ. И он находит те, что заставляют ее молчать. Кусать губы нервно, внимательно всматриваться в голубые глаза, ища в них ложь – и не находить ее.
Девушка опустила глаза, непонимающе смотря на синюю бархатную коробочку, вокруг которой теперь сжимались ее пальцы. Чувство неправильности происходящего острым ножом резало сознание. Все не должно быть так. Ее жизнь не должна быть такой. Питер Хейл не должен делать ей предложение – если это можно назвать таковым – у дверей клиники, в которую ее привела беременность в восемнадцать от мужчины, который пытался убить ее два года назад. Дважды. А она не должна соглашаться. В другое время, в другом месте, в другой жизни – она могла сказать ему «да». Лидия бы солгала, сказав, что не испытывала к Питеру чувств. Только вот разобраться в них она не могла, даже будь у нее на это раньше время. А теперь придется. Несмотря на их богатое прошлое, за последние месяцы она увидела его – ей казалось – с другой стороны, с той, которую видели, банши могла поклясться, немногие. И отчего-то она была уверена, что это не была очередная маска расчетливого оборотня. И по той же причине он смотрел на нее сейчас – серьезно, без тени сарказма, явно ожидая слов, которые она не могла произнести.
Питер и раньше совершал действия, абсолютно не похожие на него, каким она знала его до того, как их отношения стали… более близкими. Порой, приводя Лидию в замешательство, но никогда – настолько. То, что он делал, было долгом любого мужчины в подобной ситуации: жениться на женщине, которая ждет его ребенка. Только вот разве Лидия не сказала уже, что не требует от него этого? Разве она не оттолкнула его уже однажды после тех же слов? Так почему же он снова повторяет это?
Снова руки мужчины обнимают ее, прижимая к его груди, и Лидия почти кожей чувствует разницу между его спокойными мышцами и собственным напряженным телом. Его сердце бьется ровно, ее - рвано и словно пытаясь обогнать кого-то. И в голову проникают совсем не те мысли, которые должны, а сознание цепляется за такую незначительную информацию, когда гораздо более важные решения должны быть приняты. И Лидия впервые думает, что она не скажет «нет».
- Ты не должен. Мы оба не должны быть здесь, – практически выдыхает в шею мужчины, одновременно радуясь и жалея, что не видит сейчас его лица, – Я просто не знаю, что мне делать. Еще час назад прийти сюда казалось выходом. Но теперь я уже не знаю, что правильно, – Лидия мягко отстранилась, уперевшись руками в грудь мужчины. Зеленые глаза смотрели на него серьезно, но спокойно.
– Ты не обязан этого делать – ты же знаешь? Ты ничего не должен мне, Питер, – девушка подняла руку с зажатым в пальцах бархатным футляром. Какая-то часть ее – любопытная женская часть – хотела открыть коробочку, но рациональная составляющая сознания не давала сделать это. Она должна быть честна с ним. Лидия не возвращала мужчине футляр, но раскрыла ладонь, держа ее между ними ровно в том положении, чтобы он мог забрать его, если бы захотел. Но Питер не спешил брать свои слова назад.
Несколько долгих секунд она молчала, замерев и, кажется, почти не дыша. Но коробочка осталась на месте, и тонкие пальцы снова сомкнулись на синем бархате. Лидия опустила глаза, сдаваясь.
- Пожалуйста, отвези меня домой.

Питер никогда не был раскрытой книгой. Но если раньше все его действия было так просто списать на банальную алчность, жажду силы или на типично питеровское “получаю, что хочу с 19-лохматого года” - так легко и понятно, и так подходило образу сумасшедшего альфы - то в последнее время Лидия все чаще не могла объяснить его поведение. Его забота - своеобразная, но все же - вспышки гнева из-за причин, которые вообще не должны его волновать, его поцелуи, которых вообще не должно было быть. И с каждым разом она удивлялась лишь сильнее, но каждый раз обещая себе подумать об этом позже. И сейчас, сидя в объятиях мужчины, мягко, но крепко прижимавшего ее к себе, чувствуя его горячее дыхание на своей коже... Лидия понимала, что она и не хочет об этом думать. Это пугало и одновременно давало облегчение. Все это время она так боялась отпустить тот образ, что построила себе два года назад о “Злом и Страшном Сером Волке”, что пугал ее кошмарами во сне и наяву, о холодном и расчетливом дяде Дерека, который отчего-то стал помогать стае Скотта, буквально убившей его в первую встречу, который защищал ее от ногитцуне – конечно, потому что ему нужен был ответ на его вопрос – который смотрел на свою дочь так, как не смотрел на нее ее собственный отец не меньше дюжины лет. Холодный и горячий - пожалуй, лучшее описание Питера Хейла, которое Лидия могла дать. Одновременно плохой и хороший. Разве такое возможно? И она все продолжала искать ответ на вопрос: какой же он, на самом деле? Только вот сегодня, кажется, настало время перестать искать. Она ведь, на самом деле, давно его знает. Только малодушно боится расстаться с привычными ярлыками, потому что это будет значить, что все снова изменится. Но все уже изменилось. Осталось лишь принять это.
Она хочет возмутиться, хочет возразить ему, что в состоянии сама дойти до квартиры, и даже открывает рот, чтобы высказать это – но закрывает его под взглядом оборотня. Покорно обнимает за шею, утыкаясь носом в плечо мужчины, и впервые думает, что, быть может, ему нужна не только банши. Вероятно, треволнения – нет, чертов стресс и сумасшествие последних дней так повлияли на нее, но сейчас она наконец, чувствует себя в безопасности, и в том, что это заслуга Питера, сомневаться не приходится.
Поцелуи рваные, словно в горячке, словно они не виделись, по меньшей мере, год, словно оборотень хочет удостовериться, что она здесь и по-прежнему его, словно он, действительно… скучал?
Быть может, ей, и правда, пора перестать убегать? Не только от Питера, но и от самой себя. Перестать отрицать собственные чувства - а в его объятиях они такие правильные? Свои - или банши? Порой, и правда, трудно разобрать, где кто. Но быть может, она все-таки даст этот шанс. Ему и себе. 
Лидия подняла руку, осторожно проводя пальцами вдоль линии челюсти мужчины, отстраняясь на дюйм, но лишь для того, чтобы посмотреть в голубые глаза перед тем, как в следующую секунду сократить это расстояние до нуля, накрывая его губы своими. В первый раз она не отвечает на его поцелуй, а целует сама. Осторожно, словно она не делала этого десятки раз до этого, словно боясь, но не его, а саму себя, но с каждой секундой все увереннее, отпуская все мысли, растворяясь в ощущениях, протягивает руку назад, отпуская бархатную коробочку, которую все еще держала в пальцах, на диван позади себя, чтобы обнять Питера второй рукой. В конце концов, кто установил рамки «правильно - неправильно»? Теперь банши хочет поставить свои.
- Пожалуйста, не испорть все, - выдыхает в его губы, запуская пальцы в волосы мужчины. Она боится – никогда в жизни не признается в этом – но до дрожи в коленях боится поверить той мысли, что несмело промелькнула в ее сознании, когда он обнимал ее, прижимая к себе, покрывая ее лицо поцелуями так, как мечтает любая девушка. Боится, что иллюзия рассыплется с очередным саркастичным замечанием или очередным договором, которым он свяжет ее на этот раз. Боится обмануться. Снова. Но сейчас, после всего, что произошло за последние три дня, она хочет комфорта - полного, безраздельного, с теплом рук и уверенностью во взгляде - того, который он уже ей дает, осознанно или нет, окружая девушку собой, во всех смыслах. Лидия - не банши - остро, отчаянно, не вполне отдавая себе отчет и точно гипертрофируя собственные страхи, но болезненно желает чувствовать себя живой.
- Я больше не хочу убегать.